Где ты, радость моя?

…Эта комната – как комната памяти, как домашнее святилище. Антонина сделала ее таковой, потому что в этой комнате Миша работал за компьютером, читал и перечитывал литературу, иногда делал наброски эскизов – ее сын был художник. Но это – в прошлом. В настоящем – о нем только память. И розочки у его портрета, которые мать привозит с дачи, – он сам их посадил.

 

 

…Случилось это глубокой майской ночью. Мать закончила молиться и собралась выйти на кухню за таблетками. Странно: дверь в её комнату оказалась закрытой (и как беззвучно  закрыл!), в комнату сына – тоже, хотя перед молитвой все были распахнуты настежь. Тихонько ступая, заглянула в его мастерскую – там его нет, в ванную – нет, снова вернулась к двери зала, слегка приоткрыла…  Окно! Почему распахнуто окно? «Миша! – позвала отчаянно громко, с надрывом. – Ты где?». Сын не ответил. Схватила мобильник и, не заходя в лифт (вдруг застрянет?), побежала с седьмого этажа.  «Миша лежал крестом: вытянутый, ножки  пряменькие, руки  по сторонам, лицом вниз. Как ложатся священники в день рукоположения. Взяла его за руку – совсем холодная…».

 

 

Иное измерениеf-str-16
Это случилось в девятнадцатый день мая,  три  года назад, и  жизнь Антонины Брониславовны Лосминской получила иное измерение.
Первые дни после трагедии, в том числе и день погребения, провела, как во сне. Перед взором то вставал образ Матери Божией, стоящей у ног Её распятого на кресте Сына, то её Миша. Вот он провожает её в Москву – ласковый, нежный, идет за медленно уходящим составом и  всё  машет рукой, машет,  будто прощается с ней навсегда… Сама Антонина счастлива – она едет на первое причастие к обоим внукам, детям старшего своего сына Виктора. А вот снова Антонина устремляется к Матери Божией, чтобы спросить у неё совета,  как теперь жить без Михаила, но спросить не успевает, потому что «картинка» перед глазами быстро  меняется. Вот опять Миша, уже  встречает её из Москвы – опечаленный, озабоченный, молчаливый… «Сыночек, у тебя что-то случилось?». «Нет, мама, всё в порядке…». «В порядке», «в порядке», «в порядке», – отстукивает в ее висках, и на мгновение она возвращается в реальность: «Матерь Божия, научи меня расставанию со своим сыном…».
…Расставанию? Нет, мать  не собирается расставаться ни с одним своим ребёнком! И с Мишенькой,  которого родила уже в свои сорок, тоже не собирается!  Потому что не успела на него нарадоваться (соседи говорили, какой  он у тебя мастеровой – теплицу построил,  ремонт в квартире «под ключ» сделал); не успела услышать о нём все восторженные отзывы  (его талант отмечали очень многие его коллеги),  не успела услышать от него все ласковые слова (о матери заботился нежно, знал о ее слабом здоровье  и всегда боялся ее потерять). А теперь взял и «потерялся» сам?.. Антонина Брониславовна  в который раз раскладывает «по полочкам» жизнь своей семьи,  вспоминает тот счастливый её период, когда еще был жив муж, когда дети были детьми, и творчество наполняло их жизнь. Дело в том, что все трое – старший Виктор, Марина и Михаил – закончили Витебскую художественную школу, все рисовали, все выставляли свои работы на разных выставках, участвовали в конкурсах, а затем все трое пошли дальше своего детского увлечения. Виктор закончил Государственное художественное училище им. Глебова в Минске, художник, резчик по дереву, Марина – Витебский государственный технологический  институт, стала дизайнером, художником по тканям, Миша – Витебский колледж народных художественных ремёсел, оба уровня, и, как старший брат, тоже стал  резчиком  по дереву. Было время, когда  Виктор и Марина преподавали  в той самой художественной школе, которую закончили, а потом уехали в Россию, там свили свои «гнёзда». Михаил остался в Витебске. C детства был очень любознательным, зачитывался «Юным техником» и «Юным натуралистом», оттуда черпал идеи и всё  пробовал сделать своими руками. Смастерил инкубатор и «высиживал» в нём цыплёнка, увлекался прививками деревьев, разводил цветы. Мать разделяла его увлечения, она и сама натура творческая. Воспитанная в вере, старалась передать её детям, донести до них  суть Божиих  Заповедей. Был послушным, ходил  в костёл Святого Духа и, став уже художником,  помогал в изготовлении и оформлении  табернакулы. А в последнее время, заметила мать, что-то не заладилось у сына, работа не приносила  ни удовлетворения, ни достатка, наступило разочарование… Пришёл однажды, совсем расстроенный: «Мама, отчего так  ожесточал мир, почему люди стали такими злыми?..». «Добро и зло, сынок, были всегда, – ответила ему. – Но всё от людей зависит, от наших отношений с Господом.  Как в Библии  написано, что посеешь, то и пожнёшь: посеешь добро – вернется к тебе добро, посеешь зло – оно и вернётся. Не отчаивайся, соберись с мыслями и будь уверен: Бог не оставит без помощи».

 

Дети ссыльных подруг

Антонина вместе с мужем и свекровью. На руках у неё – маленький Миша, у Эдуарда – дочь Марина, рядом с бабушкой Ядвигой сидит старший сын Виктор

Антонина вместе с мужем и свекровью. На руках у неё – маленький Миша, у Эдуарда – дочь Марина, рядом с бабушкой Ядвигой сидит старший сын Виктор

Веру, что Бог не оставит и укроет Своим Милосердием, она вынесла из своего детства – холодного, голодного, каторжного. Дело в том, что Антонина была дочерью католиков Ядвиги и Бронислава Маркевичей, сосланных на лесоповал в Архангельскую область в разгар сталинских репрессий,  во время так называемого раскулачивания. Её мать была родом из Ушачского района, отец – из Полоцкого. Дочь у ссыльных белорусов родилась в 1940-м, уже  после того, как двойняшек-мальчиков  они   похоронили младенцами… А через год – война, блокада Ленинграда, и всех ссыльных – на передовую фронта. «Моего отца по причине ранения быстро комиссовали, вернули назад, – вспоминает Антонина Брониславовна, – и он промучился в лагере ещё три  года… В  лесу и похоронен. Я на всю жизнь запомнила рассказы мамы, как дежурные по ночам будили  каторжников окриками: «Откажись от Бога – добавим паёк!». Отказываться надо было на бумаге, под роспись. «Бога за паёк не продаю! Уйдите!» – всякий раз отвечала мама, хотя голод, как и холод, был лютым, а работали с пяти утра до двенадцати ночи. Мама  всё время твердила, что, кроме Бога, нам  не поможет никто, и только на Бога уповала. Несколько раз я была на волоске от смерти, но, как видите,  умереть Господь не дал.
Мне было восемь лет, когда мы с мамой вернулись  на родину, а тут– пусто: дом родительский сожжён, все родные погибли, и мы поселились  в Лепеле на частной квартире на целые десять лет.
В 1957-м  мама умирает, а Тоня, еще школьница, остается на всем белом свете одна. «Но меня  не оставил Господь, Он продолжал устраивать мою жизнь», – говорит женщина.  С отличием закончила профтехучилище швейников, овладела мастерством и успешно работала в ателье индпошива одежды, а затем по направлению предприятия закончила Витебский технологический институт, став специалистом с высшим образованием по конструированию и технологии швейных изделий. Будучи студенткой, вышла замуж за Эдуарда Лосминского – парня с аналогичной судьбой, который родился в том же году, на том же лесоповале, у такой же, как ее мама, «раскулаченной» каторжницы  по имени  Ядвига и который вернулся в Лепельский  район  в том же 1948-м! «Нет, столько совпадений не бывает, – Антонина Брониславовна от волнения едва переводит дух. – Это все – Божий провид».
В 1967 году дети ссыльных подруг обвенчались в костеле пос. Красное, что на минщине.

 

  «Матерь Божия, избавь меня от уныния»f-str-18
…Овдовела Антонина, однако, рано – в сорок шесть осталась с троими детьми одна,  младшему Мишеньке было всего шесть лет. Всех вырастила, все выучились, и  ее материнской гордостью были  все трое. Мать была уверена, что она понимает их, а они  понимают  ее, потому что не было между ними ни запретных тем для обсуждения, ни недомолвок. И когда заметила, что ее совершенно взрослый Миша становится неразговорчивым, замкнутым, объяснила это не его, а своим возрастом, мол, это, скорее всего,  только с ней он так – есть же у него друзья, подруга, с ними он постоянно общается. Мать не могла только понять, откуда подкралось к его душе  смятение – ее сын, крещеный, верующий, никогда не снимавший с себя нательный крестик,  стал пропускать  святые Мессы в костёле. Попробовала об этом поговорить – сослался на недостаток времени. «А так ли это? А вдруг причина в другом, но сын не хочет признаться?».
Наверное, Господь и об этом давал ей знаки, но «прочитать» их мать не сумела. В вагоне поезда, когда возвращалась в тот роковой день из Москвы, ни на минуту не уснула, какая-то непонятная тревога заполнила душу. Пробовала молиться на Ружанце, но  из-за бесконечных хождений  пассажиров не получилось сосредоточиться. «Я не смогла помолиться нормально, молитва не шла…». Встретила сына на вокзале – сказал: «Всё в порядке». В каком?.. А теперь его нет, теперь Миша у Господа. «А вдруг ему сейчас там лучше, чем было бы здесь», – может, странная, конечно, мысль, но порой и она приходит в голову. – Теперь почти всё мое время, – признается Антонина Брониславовна, – занимает молитва. Дома и в костёле, в дороге и  на даче – везде  молюсь. Благодарю Господа за то, что Он даёт мне силы, чтобы пережить случившееся. Читаю Коронку к Божиему Милосердию, Литания ко Святому Духу, молюсь на Ружанце и к Матери Божией Скорбящей в надежде, что Она как никто понимает меня. Прошу  Матерь Божию избавить меня от уныния, а для Мишеньки прошу вечной радости. Он не успел здесь её испытать – пусть испытает в небе!».     

   

                                                                                                        

Раиса СУШКО.
Фото Корнелия КОНСЕКА, SVD
и из семейного фотоальбома  Лосминских.
г. Витебск


 

Артыкулы, блiзкiя па сэнсу:

Добавить комментарий