И жизнь, и смерть люди воспринимают по-разному. Для некоторых и то, и другое – всегда начало долгого пути, который обязательно приведет в вечность. Не на уровне биологическом, материальном – на уровне чувственном, душевном, духовном… Оглядываясь на свой личный опыт, так считает и Лилия Андреева, прихожанка костёла Божьего Тела в Минске, с которой мы встретились в период подготовки к празднованию Воскресения Христова…
Не мотивы передать – веру
– Я выросла, можно сказать, на гродненском приграничье, в семье католиков, где дедушки и бабушки с обеих сторон были людьми костёльными и своих детей воспитывали в вере. Однако их дети, ставшие впоследствии нашими родителями, носителями веры были не всегда. Наш отец был формальным верующим. Спасибо маме, это она научила нас молитвам, Божьим Заповедям, и на святую Имшу, когда не успевали по времени, из своего бедного кошелька заказывала такси, потому что опоздание расценивала как неуважение Бога, Которому свято верила… Нас с братом воспитала не горделивыми католиками, а толерантными. Может, потому и зятем её стал крещеный в православии Олег. К слову, тоже толерантный и доброжелательный. На ту минуту я готова была идти за мужем, но его семья, хотя и причисляла себя к верующим, но практикующими христианами не была. Поэтому, когда пришло время бракосочетания, обвенчались мы с Олегом во Францисканском костёле в Гродно, имея в виду, что будущим детям должны будем передать веру, а не «мотивы» её. Спустя 11 лет, когда уже прошли катехезу в воскресной школе наши сыновья, приняли Первое Причастие, муж в какой-то момент признался: мол, чувствую себя неполноценным, не могу принимать Святое Причастие… Через некоторое время открыто принял католичество, чему я была несказанно рада и что кардинально изменило нашу жизнь к лучшему. Спустя год мы ждали рождения уже четвертого ребенка – наша семья была открыта на жизнь всегда.
Душа бессмертна
– Бывая на реколлекциях, на встречах с семьями, я слышала свидетельства семей (и очень благодарна им), которые говорили о детках нерожденных, умерших внутриутробно.
Мы тоже потеряли двоих таким образом. Один ребеночек должен был родиться между старшими – Юрой и Артуром и еще один – два года назад, после Гражины и Каролины. В последнем случае, увы, повлияла ковидная ситуация… Я много над этим размышляла, особенно после того, как в проповеди одного из священников услышала, что и таких детей надо принять как тех, кому была дана бессмертная душа, дать им имена и понимать, что, когда предстанем перед Господом, встретимся с ними и поймем, что они – часть нас, часть нашей семьи. И разговаривать об этом с живущими детьми надо, они должны понимать ценность жизни от момента зачатия.
К сожалению, потеря детей на этапе внутриутробного развития не такое уж редкое явление. У нашей мамы тоже не родился первенец, мальчик на большом сроке. Но от нас с братом, который на два года меня моложе, этот факт мама не скрывала. Когда сегодня разговариваем с Валерой, всегда вспоминаем его. Кстати, на реколлекциях для семейных пар услышала я и такую информацию, что в Польше таких деток (начиная с определенного срока) хоронят родители. Не знаю, придет ли такая практика когда-нибудь к нам, но лично я считаю, что это правильно.
Когда разговариваю с беременными женщинами на супружеских встречах или с молодыми парами, которых готовлю к таинству венчания (отцы прихода доверили мне такое служение), мы обязательно поднимаем темы болезни и смерти самих супругов, их детей, чего избежать порой не удается. И говорим вот о чем: даже если случается, что молодая пара узнает диагноз будущего ребенка и то, что диагноз окажется не совместим с жизнью, не надо торопиться от него избавляться; это будет огромной ошибкой. Если Богом суждено ребенку умереть, то пусть он умрет на руках любящей матери, а не мать станет его убийцей. Надо дать малышу возможность прийти в этот мир. Тема непростая, затрагиваю её, имея в виду информацию, которую привез о. Пётр Фраштенга с Международной конференции в Риме: в некоторых странах распространилась практика сопровождения супружеских пар, которые ожидают рождения младенца с патологией. Да, такой ребеночек может умереть, на всё Божья воля, но душа его, как и всех остальных, бессмертна.
Долина плача
– Наша мама всегда говорила, что умершие нас видят, слышат, за нас молятся, нам помогают. Она не допускала, чтобы страх вселился в нашу душу, поэтому, наверное, и смерть воспринималась нами как нечто естественное и натуральное. Но до той поры, пока не стали уходить из жизни близкие: сначала свекор, потом муж моей тёти, за ними – наша мама. Она заболела вскоре после рождения моего младшего брата, и врачи, с её слов, выписали, не зная, как лечить дальше. Мама не ходила. Нашлись советчики, порекомендовавшие обратиться к знахарям. Так она и сделала (во время оголтелого атеизма знахари были в почете). На время наступил период облегчения ее физического состояния и…период отчуждения с мужем. Мы, дети, видели, какими чужими друг для друга становятся наши родители, болезненно переживали их разлад, но сделать ничего не могли. В 1999 году я вышла замуж и переехала в столицу, брат уехал на заработки за границу, родители остались проживать в одной квартире. В последние годы только крыша их и объединяла.
…Мама умирала дома, при нас с мужем, и совершенно неподготовленная: без принятия таинств, исповеди, без Святого Причастия. Мы с детьми приехали к родителям в отпуск и застали уже умирающую маму. Ее полные ужаса глаза и вопрошающий взгляд не покидали меня ни днем, ни ночью… После похорон я провалилась в долину плача.
Принять смерть как часть нашей жизни не могла, как и смириться с тем, почему она умерла так рано (53 года). Обвиняла себя, что не сделала для нее чего-то большого и главного, что продлило бы её жизнь среди нас. В буквальном смысле я не находила себе места. Эти обвинения завели меня в серьезный тупик, и мама, полная агрессии, стала приходить ко мне во сне: то переворачивает в доме всё вверх дном, то хватает 8- месячного Артурчика и норовит выбросить его с балкона, то бросает мне в лицо несправедливые претензии. Сама я была на грани срыва, анализировала каждый свой шаг, отношения в своей семье, обращалась к священникам, не понимая, что мне делать дальше.
Один из реколлекционистов сказал: «Если во сне Вы слышите свое имя – значит, мама просит у вас помощи, ей там плохо; это вещие сны. Вам необходимо молиться». И тут я вспоминаю мамину двоюродную сестру, которая приезжала из Польши и говорила, что в трудные минуты надо молиться молитвами Св. Бригитты Шведской «Tajemnica szczescia». О, Провид Божий: я наткнулась на неё в маминых молитвенниках, разбирая ее вещи после смерти, тексты были на польском языке. Польский понимаю, но молиться на нем все эти 15 молитв было сложно, многое я не понимала… И – слава Богу! –заказывая в очередной раз святую Имшу за маму, в киоске костёла увидела эту книжечку на белорусском: «Пятнаццаць малітваў Св. Брыгіты да нашага Боскага збаўцы і цудоўныя абяцанні”.
Окунувшись в муку и смерть Христа
– У Св. Бригитты было желание узнать, сколько ударов получил Господь во время Своих Крестных Страстей. И однажды Христос явился ей и открыл: «Мое Тело получило 5480 ударов. Если ты хочешь почтить их богоугодной практикой, читай по пятнадцать раз «Отче наш» и «Радуйся Мария» вместе с молитвами, которым Я тебя научил, на протяжении всего года, и таким образом ты почтишь каждую Мою рану». Потом Господь прибавил Свои обетования читающим эти молитвы. Среди них были: «Прочитавший за год все эти молитвы освободит из чистилища пятнадцать душ из своего рода». «Пятнадцать душ из числа его родственников обретут Божью благодать». «Пятнадцать грешников из числа его родственников обратятся». «Читающий эти молитвы поднимется на соответствующий уровень совершенства» и т.п. Мне было важно, чтобы обрела покой души и не попала в ад умершая мама, чтобы отец очистил свое сердце и обратился к Богу, чтобы они обязательно оказались в числе этих пятнадцати… Я молилась и каялась за последствия маминых грехов, ведь к знахарям она ходила сама и водила меня, чтобы выливали воск над моей головой… За каждой строкой обетований Господа я видела конкретных людей с их проблемами и за них молилась.
Я поняла, что передо мной открывался духовный путь, который пролег через муку и смерть Иисуса Христа. Я окунулась в Его страдания, в Его боль, молилась, лежа крестом.
Это были очень трудные духовные упражнения. Случалось, что день прошел, а я не нашла времени сосредоточиться на молитве, и тогда все свои духовные труды переносила на день следующий. Вопросов в моей голове было много, обращалась ко многим священникам, и все мне говорили: «Молись, своими силами ничего не достигнешь».
Прошел год, и я вижу сон: ко мне пришла мама – радостная, сияющая: «Лилечка, с днем рождения!». Я подхватилась вне себя от счастья: впервые я увидела маму в радостном расположении духа, без агрессии, без претензий. Да, это было 1 апреля, действительно в мой день рождения! Я рассказывала мужу, детям, родственникам и спрашивала: кто мне скажет после этого, что нет Бога, нет связи между умершими и живущими, что нет жизни вечной? Душераздирающие сны о маме прекратились, и я готова была собирать родственников, сослуживцев на работе, знакомых и кричать: люди, обратитесь к Богу, меняйте свою жизнь; не машите рукой «как проживу – так проживу, что будет – то будет». Вечная жизнь есть! Только начинается она не в небесах, а на земле.
Успейте сказать о любви
– Плодом моей усердной молитвы и размышлений над страстями Христа стало еще одно важное личное приобретение: я абсолютно перестала бояться смерти. После рождения Гражины у меня начались проблемы с сердцем; лечилась, вспомнила, что мама была сердечница, и я задумалась о генеральной исповеди. К врачу пришла и стала просить: обследуйте меня, хочу знать о себе всё; и если Господь готов меня призвать, то так тому и быть; я готова! «Женщина, что Вы такое говорите? – испугалась врач. – О какой смерти речь, да еще в таком возрасте!» (мне было чуть более 33). «Ничего страшного, – возразила я. – Смерть придет к каждому, но она же не конец всему!».
Помню, поехали мы всей семьей, с четырьмя детьми на реколлекции в Новогрудок: искренне, полноценно в них участвовали, исповедовались, получили благословение и, самый главный итог, в момент завершения реколлекционист напомнил о полном отпущении грехов. Садимся в машину, и священник говорит: «Сейчас вы все в состоянии Божией благодати. Если в ДТП попадете – сразу на небеса!». Никто не испугался этих слов, все улыбнулись.
Конечно, своим детям напоминаю о правилах поведения, о технике безопасности в быту, о том, что жизнь надо беречь, не приближать смерть, искушая Бога, но и не паниковать, услышав о ней… Но это слова, учит лишь опыт, который приобретаем, ухаживая за умирающими близкими. Мы его получили, когда слегла моя свекровь; похоронила мужа – и мир для нее рухнул. Единственный вопрос, который она себе задавала: как я буду жить дальше? Это был правильный вопрос, потому что человеку без практики веры жить трудно, а духовной опоры на тот момент у нее не было. И начались наши длинные-предлинные беседы о Боге, о таинствах, о мироустройстве, неизбежности смерти и воскресении… Два раза в год мы приглашали к ней священника… Она перестала бояться смерти, но на это ушло… пятнадцать лет.
Отошла к Богу за два дня до православной Радуницы, получив таинство елеопомазания, пережив Вербное воскресение и отпраздновав Пасху. Лежала красивая, лицо умиротворенное, светлое, и мои маленькие девочки просили сфотографировать их с бабушкой Зинаидой, а у меня перед глазами снова вставало лицо моей мамы Вацлавы – с тенью обиды, грусти, печали. Я думала: вот они, два разных ухода из жизни. Свекровь уходила из жизни с Богом, мы успели сказать, что ее любим, моей маме не сказал об этом никто…
Вы слышите меня? Успейте наполнить свои сосуды любовью Господа, которую черпаем, в том числе из Его кровавых Ран, успейте пролить ее на своих близких!
Свидетельство Лилии Андреевой записала Раиса СУШКО.
Фото Корнелия КОНСЕКА, SVD
и из архива семьи Андреевых.
г. Минск